Радиоактивная косметика

Казалось бы, идти на сумасшедшие жертвы ради моды способны только необразованные женщины прошлых веков! И, тем не менее, в 30-х годах прошлого столетия во Франции повсеместно раскупалась косметика марки Tho-radia, главными действующими веществом которой были … хлористый торий и бромистый радий.

В Европе в XV-XVII веках зародилась мода на чопины. Эта обувь, появившаяся в Венеции, называлась «чопины» и представляла собой конструкцию на платформе высотой около 50 сантиметров. Конечно, ни одна женщина не могла свободно передвигаться в такой обуви, поэтому часто появлялась либо с тростью, либо под руку со служанкой. Чопины говорили о том, что их обладательница принадлежит к знати. Только спустя время их запретили почти что на государственном уровне — в Венеции беременная дама упала из-за этой обуви и потеряла ребенка. С тех пор дизайнеры время от времени пытались возродить тренд, но былого успеха чопины не заслужили.

Корсеты-убийцы

Талия обхватом в 60 см – предел мечтаний для многих барышень. А как насчет 50 или даже 35 см? Вы скажете: «Невозможно»! Но европейская мода 18-19 вв. диктовала именно такие требования. Спасением fashion woman стали корсеты, которые до этого использовались для коррекции осанки, поддерживали (или прятали) грудь. Не щадя себя модницы утягивали шнуровки.

Существовали и особенные модели:

• мужские;
• ночные;
• предназначенные для беременных.

Расплатой за осиные талии служило подорванное здоровье. Самое распространенное осложнение, вызванное слишком тугой шнуровкой, — дисфункции дыхательной системы.

Барышни падали в обморок по поводу и без такового, просто из-за недостатка воздуха. Постоянное ношение корсета приводило к смещению внутренних органов, деформации грудной клетки.

Некоторые дамы не отказывались от гламурного предмета туалета даже в период беременности. Из-за чего были выкидыши, детки рождались горбатыми или с другими искажениями скелета.

Одевайтесь так, чтобы тела почти не было видно

В первой половине XIX века изменения в женском платье происходили под знаком желания как следует спрятать тело, отбросив соблазны «нагой моды». Наращиваются и раздуваются рукава, платье становится длиннее и массивнее, талия спускается вниз и затягивается в поясе. В конце 1820-х годов постепенно возвращаются корсеты и силуэт «рюмочка»; юбка приобретает форму колоко­ла, для пышности под нее поддеваются несколько нижних юбок. Две верхние были до того тяжелыми, что беременные женщины часто падали в обморок. И дело не только в их количестве, но и в тяжести материалов: в моду входят бархат, плотный шелк, жесткие простежки. В подол платья со второй половины 1830-х годов принято подшивать руло — жгут из толстой ткани или валик, набитый ватой, чтобы платье стремилось к земле, — «легкокрылым» романти­ческим Психеям в туниках теперь уже не воспарить.

1 / 3Портрет Эмилии Влодковской. Картина Йозефа Зимлера. 1865 годMuzeum Narodowe w Warszawie / Wikimedia Commons

2 / 3Крокет. Картина Уинслоу Хомера. 1866 годArt Institute of Chicago

3 / 3Задумчивая молодая дама в черном платье. Картина Альфреда де Дрё. До 1860 годаЧастное собрание / Artnet Worldwide Corporation

В середине XIX века женское тело оказалось закованным в настоящую механи­зированную клетку — античные статуи начала столетия превратились в готи­ческие автоматы. Эта одежда была идеальной проекцией мужских садомазо­хистских желаний, обозначая страх перед смертью и одновременно запретное наслаждение. Не случайно культура этого времени изобилует образами мерт­вых женщин — и в качестве объектов эротического вожделения (новеллы Эдгара По), и как тема для эстетизированного созерцания (работы прерафаэли­тов), и даже как китч (популярные гипсовые маски «неизвестной утопленницы из Сены» ).

1 / 2Офелия. Картина Джона Эверетта Милле. 1852 годTate / Google Art Project

2 / 2Найденная утопленница. Картина Джорджа Фредерика Уоттса. Около 1848–1850 годовWatts Gallery / Foundling Museum

Живое женское тело внушало викторианцам неподдельный мистический ужас, а менструации были словом-табу, тяжелым и таинственным недомоганием. Даже в просвещенных кругах некоторые детали женского тела были чем-то загадочным и жутким: по легенде, известный критик Джон Рёскин упал в об­морок во время первой брачной ночи, увидев лобковые волосы на теле своей невесты. Женщины практически не получали врачебной помощи во время родов, смертность от которых была очень высока . Женская плоть была таин­ственна, непознаваема и опасна и потому требовала надежных много­слойных покровов.

В полном облачении викторианская дама напоминала тяжеловооруженного рыцаря: вес ее туалета составлял примерно 17 килограммов. Шляпы с цветами, накидки, зонтик, жакеты, не говоря уж о кринолине, были весьма громозд­кими.

Задрапируйтесь под статую

На рубеже XVIII–XIX веков Европа переживала настоящий античный бум, и на этой волне возник поистине удивительный феномен — «нагая мода». Современники также назвали ее «мода à la sauvage» — «мода а-ля дикари», а историки искусства — ампирной или неоклассической.

«Дамы носили греческие одеяния с плотным поясом под грудью. Из-под него вниз струились мягкие пышные складки, руки выше локтя были открыты, волосы стянуты на затылке в узел… Женщины походили на античные статуи, чудом попавшие из классики в современность», — замечает немецкая писа­тельница Каролина де ла Мотт Фуке.

Портрет Мадам Рекамье. Картина Франсуа Жерара. 1805 год

Дама в тунике олицетворяла и свободу, и поэтическую музу, и трагическую любовь, будучи универсальным символом возвышенного. Свободное светлое платье с рукавами-фонариками, шитое из тонкого муслина или газовой ткани, называлось туникой. Дамы носили прическу à la grecque («по-гречески»), лег­кие плетеные сандалии, камеи, браслеты, обручи на голове. Силуэт получался обтекаемый, плавный и в то же время лаконично-строгий. Низкое декольте туники, об­на­женные плечи и руки, а также отсутствие корсета составляли разительный контраст с дамскими нарядами предшествующих десятилетий: «нагая мода» действительно позволяла красавицам демонстрировать свои формы.

Леди и джентльмен, рассматривающие присевшую Венеру, на фоне пейзажа. Рисунок Адама Бака. 1801 год

При этом настоящая античная одежда отличалась от того, что носили лю­бительницы «нагой моды». Так что женщины XVIII–XIX веков подражали не настоящим древним гречанкам или римлянкам, а именно статуям.

Придайте коже бледность и свежий вид

Тенденция иметь бледную кожу свойственна именно «здоровой красоте»: ведь понимание здоровья в конце XVIII — начале XIX столетия отличалось от со­вре­менных представлений.

Здоровый цвет лица — визитная карточка молодой женщины: «Чистая, кра­сивая кожа свидетельствует о наличии трех восхитительных добродетелей красоты: цельность характера, чистоплотность и веселый нрав», — говорилось в трак­тате «Зеркало граций» (1811). 

Для отбеливания порой используются радикальные средства, и процедуры эти напоминают пытки. Так, в драме XVIII века «Новая косметика» смуглая герои­ня пробует отбелить лицо от загара с помощью горячего масла кешью. При этом она сетует: «Я чувствовала, как будто мне в лицо впивались скорпионы, сороконожки и комары. Это было самое смешное и в то же время болезненное ощущение, которое я когда-либо испытывала». Даже если в данном случае опи­сание подобного «пилинга» — литературный прием, абсолютно реа­ли­стич­ные рецепты аналогичных средств отбеливания заставляют отнестись к этому описанию с доверием. По источникам известно, что женщины этого времени порой пили уксус или носили талисманы, надушенные камфарой, исключи­тель­но чтобы добиться гладкой белой кожи. Возрастные пигментные пятна, веснушки, солнечные ожоги, прыщи, морщинки — против каждой напасти имелись проверенные средства.

Так, с пигментными пятнами боролись с помощью каустической соды  и во­ды, дистиллированной из желчи молодых бычков с добавлением небольшого коли­чества растворимой соли. От солнечных ожогов спасались с помощью вуалей и широкополых соломенных шляп. Чтобы придать свежий розоватый оттенок коже, советовали наложить на ночь на лицо измельченную клубнику, а наутро смыть ее кервелевой водой . Против веснушек рекомендовали следующий рецепт: смешать молоко и сок лимона в равных частях, развести в бренди. А вот рецепт популярного крема от морщин: «Смешать луковый сок и сок белой лилии, добавить нарбоннский мед  и белый воск, нагреть смесь так, чтобы воск растопился. Полученную мазь наносить на лицо на ночь».

Цвет лица являлся определяющим критерием женской красоты в начале XIX века. Это своего рода проверочная зона, контрольный участок для оценки красоты и здоровья. В романе Джейн Остин «Эмма» неоднократно обсуждается цвет лица одной из героинь — Джейн Фэрфакс. Придирчивый денди Фрэнк Чер­чилл выступает с критикой: «„Откровенно говоря, мисс Фэрфакс так бледна от природы, что всегда имеет нездоровый вид. Цвет ее лица оставляет желать лучшего“. Эмма, не соглашаясь с ним, взяла цвет лица мисс Фэрфакс под за­щиту. „Да, он и правда не ярок, но это не причина утверждать, будто в нем всегда присутствует нездоровый оттенок, а, главное, ее коже свойственна чистота и прозрачность, благодаря чему лицо ее приобретает неповторимую утонченность“». Тогда Фрэнк возражает Эмме, указывая, «что для него самого отсутствие здорового румянца — непоправимый изъян. Когда в чертах лица нет ничего особенного, румянец красит их».

Испанка: маски и «ревущие двадцатые»

Пандемия испанского гриппа 1918–1920 годов до сих пор одной из самых масштабных катастроф в истории человечества. Начавшись на закате Первой мировой войны, испанка быстро превзошла ее по числу жертв. По мнению некоторых историков, болезнь поразила не менее 550 млн человек; число умерших, по разным оценкам, составило от 17 до 100 млн.

Первый тренд, который испанка привнесла во внешний вид — маски для повседневного ношения. Как и в 2020 году, их активно шили и распространяли добровольцы, а инструкции по их изготовлению публиковались в газетах и журналах (а некоторые, судя по фотографиям тех времен, обеспечивали масками даже своих домашних питомцев). Те, кто пережил эту болезнь, прикладывали особенные усилия, чтобы сделать маски модным атрибутом. Так, заголовок статьи в Seattle Daily Times за октябрь 1918 года гласил: «Грипп диктует новую моду: женщины Сиэтла носят сетки с шифоновой отделкой для защиты от болезней». Правда, уже тогда многие врачи сомневались, могут ли тканевые маски помешать распространению гриппа.

Особенно популярными маски для повседневного ношения стали в Японии. Там во время эпидемии испанки многие префектуры обязали граждан носить маски на улицах; в некоторых городах они стали необходимым условием для посещения театров и кино, а то и для поездок в общественном транспорте. Но в отличие от европейцев японцы зачастую продолжали носить маски и после окончания пандемии: они так и остались атрибутом японской уличной моды.

Впрочем, некоторые историки считают, что влияние испанки на моду гораздо шире. Например, главный куратор Музея истории моды в Кембридже Джонатан Уолфорд убежден: нарочито яркая мода третьего десятилетия XX века — тоже во многом реакция на испанку.

Корсеты ушли в прошлое, платья стали короче, свободнее и откровеннее. Многие модные дома, которые и сегодня остаются культовыми, возникли именно в тот период: Chanel, Gucci, Fendi. И это тоже было своеобразной реакцией на мрачные годы испанки, считают эксперты.

Носите прозрачную и мокрую одежду

Новая пикантная эротичность облика достигалась в первую очередь благодаря игре просвечивающих поверхностей: «Некоторые из прекрасных дам появля­ют­ся и зимой и летом, спасаясь как от жары, так и от холода, только в од­ном платье из шелка или муслина, накинутом на нижнюю рубашку — если они носят таковую, — но это сомнительно, поскольку рубашкой ныне слишком часто пренебрегают» . Подобные сомнения были неслучайны: в дамской моде того времени возникло движение за отмену нижних рубашек, поскольку они не позволяли красиво распределяться складкам туники. Вместо них красавицам предлагалось носить розовое трико.

Ветер сзади. Гравюра Луи Филибера Дебюкура. 1812 год

Чтобы создать эффект мокрой ткани, перед балом женщины слегка увлажняли наряды, так что прилипающая к телу туника ясно обрисовывала фигуру, как у Ники Самофракийской. Подобный прием, по свидетельству Винкельмана, был в ходу у античных скульпторов: «Греческая драпировка выполнялась в большинстве случаев с тонких и влажных одеяний, которые, следовательно, как известно художникам, плотно облегают кожу и тело и позволяют видеть его наготу». В странах с прохладным климатом, например в России, подобные экзерсисы нередко приводили к простудам, даже со смертельным исходом. Так, в возрасте двадцати пяти лет погибла княгиня Екатерина Осиповна Тюфя­ки­на — «жертва моды» в полном смысле слова. 

Портрет молодой женщины в белом. Картина Жака Луи Давида. Около 1798 года

30 признаков идеальной красавицы

Изначальный французский вариант «Словаря любви», одной из популяр­ней­ших книг XVIII века, был опубликован в 1741 году. Имя автора — французского историка и журналиста Жана Франсуа Дрё дю Радье (1714–1780) — держалось в тайне: книга была напечатана анонимно. На протяжении всей второй по­ло­ви­ны XVIII века выходили многочисленные переиздания «Словаря», а в 1787 году книга была переведена на английский язык. «Словарь любви», например, вклю-чает такие статьи, как «Возраст», «Поцелуй», «Восхищение»» «Любовник», «Женитьба», «Клятва». 

Обложка книги Жана Франсуа Дрё дю Радье «Словарь любви». 1741 год

Автор «Словаря» перечисляет тридцать признаков идеальной красавицы:

1. Молодость.
2. Рост не слишком высокий и не слишком низкий.
3. Фигура ни чрезмерно полная, ни чрезмерно худая.
4. Симметрия и пропорциональность всех частей.
5. Длинные волосы, вьющиеся или приятные на вид, на ощупь мягкие, как шелк.
6. Кожа гладкая, нежная и с тонкими жилками.
7. Цвет кожи — яркие красно-белые оттенки.
8. Высокий гладкий лоб.
9. Ровные виски.
10. Брови, изогнутые дугой, как две линии.
11. Голубые глаза с хорошо очерченными орбитами, приятный взор.
12. Нос скорее длинный, чем короткий.
13. Щеки округлой формы, с мягкими очертаниями, с ямочками.
14. Приятная улыбка.
15. Пухлые губы кораллового оттенка.
16. Маленький рот.
17. Жемчужно-белые зубы.
18. Округлый полный подбородок с ямочкой.
19. Маленькие уши, плотно прижатые к голове.
20. Шея цвета слоновой кости.
21. Алебастровая грудь.
22. Снежно-белые округлости, плотные, с четкой формой и восхитительной ложбинкой.
23. Белые руки, полные и длинные.
24. Пальцы, сужающиеся к кончикам.
25. Ногти жемчужного цвета, овальной формы.
26. Сладостное дыхание.
27. Приятный голос.
28. Непринужденные манеры и безыскусное обхождение.
29. Благородные очертания фигуры, тонкий силуэт.
30. Скромная походка и скромное поведение.

Шуточный разговор. Картина Лили Мартин Спенсер. 1851–1852 годы

В середине XIX века женскую красоту напрямую связывали с моральными каче­ствами. «Физическая красота — это знак внутренней красоты, то есть духовной и нравственной красоты, и в этом состоит основание, принцип, единство пре­красного», — писал французский философ Виктор Кузен .

Самый распространенный женский идеал этого времени — «ангел в доме», до­бропорядочная мать семейства. Однако этот идеал был далеко не един­ствен­ным: буржуазным розовощеким куклам противостоят богемные жен­щины, свободно экспериментирующие с нарядами и косметическими сред­ствами . 

Существует гипотеза, что в XIX веке идеал женской красоты развивался под знаком возрастных изменений. В 1830-е годы — это тип девочки-подростка (вспомним девочек в романах Чарльза Диккенса: крошку Нелл, крошку Доррит, Флоренс Домби), затем — девушки и молодой женщины, и, наконец, в послед­ние десятилетия на арене появляется зрелая, высокая, уверенная в себе дама. Иногда этот образ связывают с взрослением и ста­рением королевы Виктории, хотя есть и более убедительные причины: обра­зы гордых статных дам стано­вятся популярны после успешного старта дви­жения суфражисток и кампании за всеобщее доступное образование для де­вушек.